
Сегодня год как мы вывозили людей из-под Дебальцево, решила сделать эту запись, проиллюстрированную замечательными фотографиями Олега Врагова, который был со мной в этой поездке. Я очень трепетно отношусь к своим текстам, написанным именно тогда, в той обстановке, это чистая документалистика, поэтому публикую как есть.
Эвакуации было две, сначала пост от 25 января.
Сегодня занималась эвакуацией людей.
Это совместный проект Олександр Шевченко, активистов Автомайдана, Станции Харьков, военных, – целой такой себе организованной или не очень группы, которая случайно-неслучайно возникла и сделала хорошее дело.
К этому была предыстория. Звонит мне один военный и говорит: “Катя, я сейчас нахожусь в таком-то месте, учти, тут очень опасно и ездить сюда нельзя. Ты поняла?” Ответила, что мне туда и незачем вроде бы ездить. На следующий день мне говорят, что нужно поехать … куда, как думаете? В точности туда. Военные сказали, что есть люди, женщины с детьми, которые прячутся по подвалам и хотят уехать. К кому обратились военные? Правильно, к волонтерам. Ну не к чиновникам же им обращаться, в самом деле.
Поехала конечно.
Немного впечатлений.
Приезжаем двумя автобусами. Поселок живет какой-то жизнью, люди ходят по улицам. Все это под практически непрерывной канонадой.
Заезжаем во двор многоэтажки, люди вышли из квартир, поднялись из подвала. Спрашивают: сколько стоит и не верят, что бесплатно. Вчера еще хотели ехать. Сегодня я услышала, что украинская армия их расстреливает, что наши воюют друг с другом и т.п. Стоят три девчонки от 12 до 16 примерно, сёстры, с ними полоумная бабка, родители где-то в соседнем городе, отправили детей в более спокойное место, а сейчас ситуация изменилась, тут стало опаснее. Бабка истерически кричит, что их расстреливают. Девочки хорошие, адекватные, им за бабку стыдно, пытаются ее увещевать. Я с ней разговаривала до тех пор, пока меня уже силой военные не увели, сказав при этом: бесполезно. Из этого места мы забрали только одну семью. Когда они садились в наш автобус, остающиеся просто таки источали волны презрения и ненависти по отношению к ним. Военные мне говорят: “мы тоже слушаем казачье радио и смотрим канал Новороссии, чтобы понимать, как с местными общаться. Все закономерно. Если пару недель в мозг долбят, что мы хунта, то в конце-концов они начинают верить. А ты знаешь, что многие из них уверены, что мы людей вывезем в поле и расстреляем?”
Подъехали еще в одно место. Там мальчик, лет 10, с ясными и чистыми глазами, говорит: “мне страшно, я очень хочу уехать, а мама не хочет. Хоть бы она согласилась”. Подходит мама с взглядом, в котором отражается вся российская пропаганда. Я с ней поговорила, она согласилась ехать, попросила полчаса на сборы. Я пообещала их дождаться. Все желающие уже сели в автобусы, военные выносят мне мозг рассказами о работе корректировщиков и о том, что мы будем очень лакомой картинкой для лайфньюс, а я все ждала этого ребенка. Потом кто-то нашел телефон сумасшедшей мамаши и выяснил, что она передумала. Уехали.
Одной женщине позвонили обеспокоенные родственники и сообщили, что весь поселок говорит, что в наш автобус попала мина.
Она отвечает: “Мы уже в Харьковской области, все в порядке”, а там не верят.
Многие люди практически без вещей. Одна явилась с кошкой и иконой. Люди перепуганные, растерянные, неадаптированные. Много маленьких детей и стариков. Надеюсь, что мы все вместе сможем им помочь.
Перед глазами стоят дети – три девочки и мальчик, находящиеся в заложниках у полоумных взрослых. Хочется кричать и биться головой о стенку. Я не знаю, как помочь этим детям. Вижу только один способ – помочь тем, кого мы сейчас привезем в Харьков, тогда есть надежда, что оставшиеся там поверят и мы сможем спасти и этих детей тоже.
После сегодняшнего дня я точно знаю, каких судов я буду ждать особенно сильно. Не знаю, дождусь ли, но совершенно точно – все, кто распространяет ложь, будут гореть в аду. Верю.
В этой первой эвакуации была такая история.
Стоим возле дворца культуры, люди садятся с вещами в автобус, я безуспешно высматриваю маму с ребенком, отправившихся за вещами, ко мне подходит одна из выезжающих:
– а мы по какой дороге поедем, по этой или по этой? А я думаю, надо по этой ехать…
Посмотрела на нее очень серьезно, она аж остановилась на полуслове и сказала примерно следующие слова, совершенно нехарактерные для меня:
– а ну-ка закрыла рот и села на свое место. Мы занимаемся этой эвакуацией с военными, они отвечают за безопасность и планируют маршрут. Как они скажут, так мы и поедем.
Она моментально развернулась и полезла в автобус.
Я часто вспоминаю этот диалог, думаю, что в тот момент это был самый правильный способ разговора.
Одна из сложностей эвакуации в том, что нельзя людей предупреждать заранее, это очень опасно, поэтому мы сами потихоньку готовились, об этом не распространялись, людям сказали, чтобы были готовы в любое время.
Эвакуация, дубль два
Когда мы в прошлый раз вывозили людей, ко мне подошел очень взволнованный мужчина, сказал, что у него дети, сейчас они собраться не успеют и он надеется, что мы еще приедем и их заберем. Я хотела взять его телефон, но записать его было некуда – свой я отключила из соображений безопасности, ручки с собой не было. Пришлось дать ему мой номер.
На следующий же день начались звонки со всей оккупированной территории. И если звонившим из Мариуполя я просто давала советы как себя вести, то с теми, кто звонил из этого многострадального поселка так не получалось. Помня прошлую поездку, когда они уезжать не хотели, я им сказала, чтобы составили список с контактными телефонами, чтобы все были готовы. Они мне звонили по пять раз на день: Катя-заберите-нас-пожалуйста, нас 15, 23, 34 и т.д. В четверг вечером их стало 140, когда мы приехали – 150.
Так уж получилось, что поехали всего лишь двумя маленькими автобусами, большой перед выездом сломался.
Эвакуация
5 дней назад были в этом поселке, уехали с несколькими свободными местами в автобусе. Они ехать не хотели, боялись нас, думали, что мы вывезем их в поле и расстреляем.
Потом шквал звонков: Катя, спасите нас, заберите, тут очень плохо.
Самой активной я обеспечила занятие – вести список, узнавать контактные телефоны. Сначала их было 15-18-23 человека. А потом сразу 123-140-150.
Задумалась – почему это?
Ответ на этих фотографиях от Олег Врагов.
Это разрушенное здание, которое разбомбили террористы, совсем рядом с тем, где прятались от бомбежек все эти люди.
Наглядность действует даже на зомбированное местное население.
Самое безопасное – приезжать один раз, но у нас так не получилось. Нам пришлось вывезти людей на трассу под Артемовск, где нас ждал второй автобус, выгрузить их и вернуться. Люди, которых мы вывезли и те, кто оставался во дворце культуры, знали, что мы вернемся.
Эвакуация
Мчимся на огромной скорости навстречу взрывам.
Нас обстреляли прицельно.
По наводке.
Когда мы отвезли одну партию людей и возвращались за второй.
Из градов и минометов.
Мы мчались по такой себе слаломной дороге, вверх-вниз, вправо-влево, и нас сопровождали мины, перелет-недолет.
Это было в поселке.
Мина попала в дом, мимо которого мы летели, он на наших глазах разрушился.
Заметили мы и попадание в больницу.
Разбомбили дорогу.
Мина упала прямо перед нами, от взрыва на машину посыпались осколки, камни, щепки, грязь. Стекло было полностью залеплено грязью, и это практически в условиях слалома, к нашему счастью дворники справились. В автобусе осколком пробило колесо, потом его поменяли.
Это то, что я успела увидеть и понять.
Большая вероятность, что навел и корректировал кто-то из жителей этого же поселка.
Зная, что мы уже дважды приезжаем за людьми.
Зная, что сейчас мы отвезем часть людей и вернемся.
Как это назвать?
Это трасса Артемовск-Дебальцево, фото я сделала своим телефоном, после чего отключила его по соображениям безопасности. Мы пролетели это место, где вы видите взрыв, вскоре повернули и под прицельным минометным обстрелом мчались по поселку. Подъехали к ДК и довольно долго там были – ждали, когда закончится обстрел, меняли колесо у автобуса. Там было много наблюдений, кое-что я записала.
Эвакуация
Диалог с местной жительницей:
– А вдруг мы поедем и по нам стрелять будут?
– Все может быть. Решайте сами, что для вас лучше.
– А вы можете договориться, чтобы по нам не стреляли?
– Женщина, вы что думаете, это мы сами по себе стреляем?
– Да? – полуудивленно, полузадумчиво восклицает она.
Что еще должно случиться, чтобы до них дошло???
Бомбежка.
Забежали в здание, где все люди из ближайших окрестностей прячутся. Осматриваюсь. Вижу – у стены стоит много вещей, в том числе и плазменный телевизор в коробке. Рядом с этим скарбом двое детей. Видно, что люди хотят выехать, раз вещи собрали. Думаю, что нашим бусиком это вывезти невозможно.
Потом мы начали людей загружать, я к ним больше не подходила, только звала всех с нами. Мы уехали. С нами поехали не все. Кто-то не мог родственников бросить, кто-то не хотел. Эта семья тоже осталась. Уверена, что из-за вещей.
Надеюсь, что им удалось выехать.
На этой войне я видела много иллюстраций ценностных приоритетов. Коробка с плазмой и двое детей рядом, остающихся под бомбежкой, – одна из них.
Люди в поселке в основном прятались в здании ДК сталинской постройки, выглядит внушительно и основательно. Обсуждаем между собой, что это до тех пор, пока не прилетело, но им, понятно, ничего такого не говорим.
Когда мы приехали за второй партией людей, во время обстрела, сразу забежали внутрь.
Ходят люди, детей много. Их там всего пряталось 150 человек, как нам сказали.
У одной бабушки с двумя маленькими детьми, примерно 2 и 4 года, начинается истерика. Я забрала детей, военный, с которым мы это все делали, с ней поговорил, прикрикнул.
Успокоили.
Потом уже, когда мы загрузили все доступные машины, и эта бабушка везде опоздала, посадили ее с внуками к нам, а их маму запихнули в наш бусик. Сколько в этот наш бедный 11-местный бусик влезло, даже не знаю. Если б посчитали, наверняка был бы рекорд. До этой немаленькой мамы он тоже был полный.
Едем, наша машина первая. Бабушка начинает причитать, от этого мальчик заплакал. Его укачало. У бабушки начинается приступ паники, она кричит, что нужно остановиться – ребенка укачало.
Только что били минометы и грады, сейчас затишье, надо как можно быстрее проскочить, а тут ребенка укачало. Причем ребенок даже не бледный, ну слезы на глазах, ну тошнит. Нормальная реакция на всё происходящее.
Я забрала младшую внучку, дали бабушке салфетки, бумажный стаканчик, она начала возиться с внуком, но периодически продолжала кричать с возмущением: вы что не видите, ему же плохо?! Надо остановиться!
Потом приехали в безопасное место, нашли маму. Стоит, переминается с ноги на ногу, смотрит на нашу машину с ее детьми, волнуется. Говорю ей: идите к детям, помогите бабушке. Она прямо вспыхнула: а можно?
– Ну конечно же можно…
Люди с виду приличные, наверняка с высшим образованием.
Да, ситуация, да, психические реакции. Но я же в этой ситуации веду себя иначе.
Ну как это я бы стояла и ждала, когда мне разрешат пойти к своим детям? Да ни за что.
Виноваты в том, что с нами случилось, не только те, кто бомбят наши города, очень виноваты и те, кто так повлиял на людей, что они не могут этой гадости сопротивляться.
Приехали в Артемовск, ужаснулись – на привокзальной площади просто людское море, а автобусы только рейсовые. Побежала в здание вокзала, нашла главного, попросила помочь. Он созвонился с каким-то АТП, передал мне телефон. Автобус был, но они потребовали деньги вперед. У меня столько не было, попросила отдать всю сумму в Харькове – нет. Я не захотела с ними связываться, написала пост в фб:
Задачка
Я в Артемовске. У меня куча людей, в основном женщины, дети и старики.
Сколько? До фига. Точнее не скажу.
С автобусами у нас получился прокол.
Одна газелька.
Попыталась нанять автобус. Посчитали 4200, а у меня с собой только 2200.
Пообещала, что в Харькове отдам остальное. От меня стали требовать гарантий. Вот пусть из Харькова переведут деньги мне на карту…
Сказала все, что о них думаю.
Що робить?
После этого поста все закрутилось, денег на карточку мне накидали моментально, но главное – приехал Сергей Николаенко, активист из Артемовска, он нашел автобус, помог погрузить людей. Все это время наша Газелька курсировала по маршруту вокзал-трасса, забирая оттуда оставшихся людей, кажется раза 3 или 4 пришлось ездить.
Артемовск
Стою с людьми на автовокзале, подходит парень с маленьким ребенком на руках.
– Что дальше, как поедем?
Объясняю, что пыталась нанять автобус, но с меня потребовали оплату вперед, а денег не хватает.
– Так в чем проблема? Пусть военные заберут этот автобус.
– Как заберут?
– Ну как, наставят автомат, и сразу автобус нам дадут.
– Это же не наш метод, так нельзя.
Смотрит на меня с удивлением.
Понимаю, что для него это вполне допустимый способ решения проблем.
К счастью, у этих людей сформированная за долгие годы установка на право сильного причудливо сочетается с личной безответственностью – пусть кто-то это сделает.
Переживем.
Разместились, уехали из Артемовска. По дороге договорились, что часть людей разместит пансионат в Святогорске, мы долго уговаривали всех там остаться, почему-то мало кто захотел, все надеялись на Харьков или планировали дальше куда-то ехать. Объясняла, что Харьков перегружен, жилья и работы нет – не помогало. В Святогорске остались только те, кому рассчитывать особо не на что было.
В автобусе слушаю разговоры людей, которых мы вывезли из-под обстрелов.
Одинокая старушка все время говорит о мужчинах.
Подъехали в Святогорске к пансионату. Вокруг хвойный лес, красота.
Наша бабушка: “а что это за пансионат? А как называется? Да мне все равно, как он называется, лишь бы здесь лесники были, я за лесника замуж пойду.”
И побрела по заснеженной дороге, надеясь на новое счастье.
Сюр.
Водитель
Увидела его впервые в 5 утра, перед выездом в Донецкую область.
Олег.
Симпатичный парень.
Сказала, что там очень сложная обстановка.
– Знаю.
Поехали.
Там попали под бомбежку.
Я ехала в машине, за рулем которой был военный, сквозь разрывы мин. За нами – наш водитель, лихо маневрируя вокруг воронок, и меня вид этого бусика, который мчался за нами, как привязанный, очень успокаивал. Я время от времени поворачивалась, смотрела назад и радовалась – он с нами.
Приехали, помчались в здание, чтобы спрятаться от бомбежки, начали людей собирать на выезд.
Олег говорит – стоп. Оказывается, у буса осколком пробило колесо. Ребята оставили меня в здании и под непрерывными взрывами пошли его менять.
На нас навалилось не только это. У нас был один небольшой бус, а людей очень много, нужно было несколько раз курсировать туда-сюда. Потом еще в темноте в святогорских лесах искать нужный пансионат. Все делал не только без нареканий, а с большим желанием.
Поздно вечером едем домой. Позвонила жена, он спокойно поговорил.
– Волнуется? – спрашиваю я
– Не-а, я сказал, что в Славянск поехал.
– Ничего себе, тебя почти сутки нет, а ты всего в Славянск съездил? Точно будет волноваться.
– Скажу, что два раза ездить пришлось.
Прощаемся.
– Ну что, когда в следующий раз едем? – говорит таким тоном, как будто он меня до работы собирается подвезти.
Вот это наши люди, с которыми можно горы свернуть, с которыми не страшно под бомбежкой, и с которыми хочется дальше что-то делать – спасать людей, помогать военным, строить новую страну.
Это просто счастье, что у нас есть такие люди.
Едем по Харькову в автобусе с людьми, которых еще несколько часов назад бомбили градами и минометами.
Ребенок смотрит на красивые освещенные улицы: “мама, как красиво! я тут хочу навсегда жить. Тут никогда бомбить не будут”
Устами младенца…
Хочу сказать спасибо всем, кто принял участие в нашем проекте эвакуации.
Этой деятельностью заниматься сложно, планировать не получается, все должно быть неожиданно. У нас ведь нет никаких своих ресурсов, поэтому что-то сделать получается только в партнерстве с другими людьми. В процессе эвакуации возникает много разных проблем, от нашего взаимодействия зависит успех операции.
Например, я оказалась с людьми в Артемовске, а там было много детей, женщин, стариков, которые боялись отойти от меня хоть на шаг. Была семья с 25дневным ребенком. Я им говорю: холодно, сыро, зайдите в здание вокзала. Нет. Стоят рядом, как привязанные, боятся отойти, вдруг мы их забудем.
Люди очень устали, много детей и стариков, поезда ждать еще нужно было 5 часов. С такими крошечными детьми это было опасно.
Нужно было что-то делать.
Перед отъездом водитель заглянул в свой автобус, увидел, что он битком набит людьми, и растерянно говорит: “а как же милиция?…”
А ему военные отвечают, показывая на меня: “вот твоя милиция. Пока она с тобой, все будет в порядке, решит любые проблемы”. Улыбаюсь и лихо говорю: “да я просто мечтаю, чтобы нас остановили. Разберёмся…” Водитель спокойно сел за руль и повел этот автобус.
В этой нашей операции участвовало огромное количество людей – военные, водители, те, кто нас обеспечил транспортом и топливом, волонтеры из группы Наташи Киркач и Станции Харьков, кто деньги перечислил, когда мы застряли в Артемовске, Олександр Шевченко, занимавшийся организацией, Олег Врагов, настоявший на своем участии, он очень помог мне там. И еще люди, которые хоть и под угрозой собственной жизни, но нам поверили, поехали с нами, вели себя адекватно, даже помогали.
Спасибо большое всем.
И еще я хочу попросить прощения у дорогих мне людей, которые очень за меня волновались.
Через 2 дня.
Телефон целый день просто разрывается: Заберите меня из Горловки! Нужна эвакуация из Дебальцево! Нужно вывезти семью моих родственников из Углегорска!
Беседую про Углегорск:
– Как вы себе это представляете, ведь в городе уличные бои?
– Да, там очень плохо и страшно, их обязательно надо забрать.
– Ну вы понимаете о чем просите, насколько это опасно?
– А там маленький ребенок, его нужно вывезти.
– А почему они досиделись до такого? Почему не выехали раньше?
– А так получилось.
Ну что тут скажешь?
Я такого родственнику не говорила, но все же невольно хочется продолжить:
а почему ты звонишь мне и хочешь, чтобы я рисковала своей жизнью ради твоих родственников? Сел в машину и поехал за ними. Слабо? А меня туда посылать – это то, что надо, да? А почему они такие безответственные, что не соизволили выехать, пока это было возможно, хотя бы ради ребенка? И т.д…
С территории, которая контролируется нашими военными, мы сегодня продолжили эвакуацию, уже без моего личного участия. Когда все закончится, расскажу.
Все хорошо.
А чем помочь этим звонящим – не знаю. Пока отправляю их на горячую линию донецкой обладминистрации.
Интересное продолжение у этой истории. Мои друзья из Нацгвардии, узнав об этой моей эвакуации, сначала долго меня ругали, потом выяснили у меня все детали и контакты, взяли пару своих автобусов, поехали туда, забрали людей. Интересно было с ними взаимодействовать, я им объясняла, где там люди, с кем общаться, куда везти их потом. Они, как и я, обнаружили там детей, в первый раз они вывезли всех желающих, вернулись, заручившись поддержкой прокуратуры, и забрали все семьи с детьми.
Тогда это мне принесло большое облегчение.
No Responses to “Эвакуация. Год спустя”